Памяти А. М. Петровой
Многовековая история Феодосии насыщена событиями и именами. Город всегда привлекал творческую интеллигенцию. А талантливые люди, родившиеся здесь или приехавшие в город и сроднившиеся с этой землёй, преумножали славу древней Феодосии. Среди имён известных людей, связанных с городом, особняком стоит имя Александры Михайловны Петровой, преподавательницы феодосийского женского училища.
Многим известно это имя только потому, что они знакомы с творчеством и биографией Максимилиана Волошина, знают, что Петрова была ему верным другом и наставником. Но то, что эта удивительная женщина не только была образованным, разносторонним, любящим литературу, искусство, музыку человеком, что она знала и любила историю своего родного края, прекрасно разбиралась в народном прикладном искусстве, а главное - обладала редким даром: раскрывать таланты других людей, увы, - известно не многим!
Волошин в своей статье "Киммерийская Сивилла" так говорил об Александре Михайловне: "В основе каждого таланта лежит избыток жизненности, которому преграждена чем-нибудь возможность вылиться в жизни. Лежит ли эта преграда в обстоятельствах, в среде, в физическом дефекте, недостатке или в особенностях характера, она всегда обусловливает пресуществление сущностей - физических - в душевные. Если у данного лица есть способность воплощения - он становится художником, если ее нет, то он живет жизнью своеобразной, глубокой и действует на окружающих как заряженная лейденская банка, оставляя глубокий след в их жизни и психике. Влияние таких талантов, лишенных дара личного воплощения, бывает очень глубоко и плодотворно… К таким людям, оплодотворившим многие десятки людей, с ней соприкасавшихся, принадлежала Александра Михайловна Петрова".
Знакомство Волошина с Петровой состоялось ещё когда Макс был гимназистом. В 1893 году Елена Оттобальдовна Кириенко-Волошина, мама М. А. Волошина, привезла Макса из Москвы в Коктебель. Обучение своё он продолжил в феодосийской гимназии. Жил в Феодосии на квартире у гимназического надзирателя Чернобаева, затем он снял комнату у лютеранского пастора.
В гимназии Макс подружился с Александром Пешковским, будущим известным лингвистом, и затем, как писал Волошин в автобиографическом очерке "Гимназия": "Мы с Пешковским скоро облюбовали в Феодосии одну семью, в которой хотели бы поселиться. Это была семья Петровых". Случилось это осенью 1894 г., когда Макс учился в 6-м классе гимназии.
Александра Михайловна была старшей дочерью Петровых, и привлекла внимание юных гимназистов немного раньше их переселения на новую квартиру; и снова строки из упомянутого выше очерка Максимилиана Александровича: "Еще в тот год, когда мы с Пешковским не жили у Петровых, мы привыкли встречать, подходя к гимназии, на Итальянской, барышню, всегда в один и тот же час, с очень серьезным, озабоченным и суровым лицом. Сразу было видно, что она спешит по делу к определенному сроку.
У нее был тип Афины - Паллады: опущенный вперед лоб, правильные черты продолговатого лица, на котором угадывался шлем, темные волосы, серьезные губы. Мы знали, что это Александра Михайловна Петрова, учительница Александровского училища, и что она спешит на свои уроки. Наружность располагала и обещала серьезные и интересные беседы. И это было немалой приманкой для меня при выборе квартиры".
Александра Михайловна Петрова родилась в августе 1871 года. Её отец – офицер пограничной стражи, Михаил Митрофанович, человек необычайно разносторонний, творческий: писал стихи, музицировал, был и изобретателем, и художником. В статье Волошина "Искусство в Феодосии" находим такие строки: "...в частных домах Феодосии встречается очень много ценных произведений живописи. Айвазовский оставил здесь после себя целую школу копиистов и подражателей…
Здесь же можно часто встретить произведения таких чисто крымских живописцев, не выходивших за пределы Крыма и не вошедших ни в один музей, как Феслер и М. М. Петров. Так же можно найти Лагорио, Богаевского, Латри. Все эти картины распространялись в порядке семейственном – подарков и сувениров".
Одна из работ Михаила Митрофановича находится сейчас в фондах Дома-музея М. А. Волошина в Коктебеле (ДМВ. Инв. № НВ 17.770). Это маленькая овальная акварель, 13 см. 6 мм. по горизонтали и 11 см. по вертикали, на которой запечатлён парусник, плывущий среди волн. На акварели чётко видна надпись, сделанная, вероятно, рукой автора: "Петровъ / 1893". А на оборотной стороне акварели ещё одна надпись, уже другой рукой: "Рис. М.Петрова / отец Алекс. Петровой, / друга М.Волошина / М. С. Волошиной от А. Арендт / 1976 г. Духов день".
(Ариадна Александровна Арендт (1906–1997), скульптор, родилась в Симферополе, её семья была дружна с М. Волошиным ещё до Первой мировой войны. В 1955 году Ариадна Арендт вместе с мужем, скульптором Анатолием Григорьевым, построила свой дом в Коктебеле. Духов день - христианский и народный праздник в честь Святого Духа. В православии празднуется на 51-й день после Пасхи).
Мама Александры Михайловны, Нина Александровна Петрова, была женщиной кроткой, её лицо хранило следы былой красоты, которая досталась ей в наследство от матери, бабушки Александры Михайловны, Марии Леонардовны Рафанович, в девичестве – Дуранте. Известно, что представители этого рода, выходцы из Генуи, долгое время стояли у руля Феодосии.
Александра Петрова – старшая из детей, кроме неё в семье было пятеро братьев, они все прошли через мореходные классы, бывшие тогда в Феодосии. Семья не была богата, и поэтому приходилось сдавать комнату, вот так и свела судьба будущего поэта, художника, философа, литературного критика Максимилиана Волошина, будущего лингвиста, профессора Александра Пешковского и скромную учительницу Александру Петрову. Молодым людям было очень интересно вместе: они подолгу беседовали, читали стихи, Петрова часто исполняла произведения Баха, иногда они с Пешковским играли в четыре руки.
Все вместе гуляли по Феодосии и её окрестностям. Длительные прогулки на природе в сопровождении Петровой помогли юному Максу разглядеть в этом выжженном солнцем уголке Крыма удивительную в своей суровой простоте землю. Кто знает, может быть во время таких прогулок рождалась непреодолимая тяга к прекрасному, истинная любовь юного поэта к древней Киммерии.
Максимилиан Александрович в своём автобиографическом очерке "Гимназия" писал: "Мыс св. Ильи тогда еще не был местом таких трагических воспоминаний, каким он стал теперь, после гражданской войны и феодосийских расстрелов. Но его опустошенный пейзаж уже и тогда носил в себе оттенок трагизма. И Александра Михайловна, очень любившая эти опустошенные холмы, уже тогда посвятила меня в трагический смысл Киммерийского пейзажа". И чуть дальше находим такие строки: "Эти весенние феодосийские прогулки вместе с Александрой Михайловной… были истинным прологом к моему постепенному развитию в искусстве".
В июне 1897 году в Феодосии в фотоателье Бабаева была сделана фотография, на которой запечатлены слева направо: Пешковский А. М., Гауфлер В. Л., Волошин М. А. и Петрова А. М. (Вениамин Людвигович Гауфлер, бывший феодосийский гимназист, талантливый пианист, закончил Берлинскую консерваторию; в 1921 году основал первую детскую музыкальную школу г.Феодосии, одну из старейших музыкальных школ Крыма). Это фото сейчас находится в фондах Дома-музея М. А. Волошина (ДМВ. Инв. № Ф - 68). На его оборотной стороне есть надпись, сделанная рукой Марии Степановны Волошиной, вдовы Максимилиана Александровича: "Группа молодёжи в ателье. Слева направо: Пешковский А. М., Гауфлер В. Л., Волошин М. А., Петрова А. М.".
Обычно в фотоателье фотография наклеивалась на паспарту, на котором содержались сведения о фотографе, о местонахождении мастерской. Однако порой использовалось имевшееся в наличии на тот момент паспарту или более подходившее по размерам, заказывали их в типографиях. Одним из самых распространенных был формат "Кабинет-портрет" (CABINET PORTRAIT). Именно его мы и наблюдаем в нашем случае.
При создании следующего фото, также находящегося в фондах Дома-музея М.А.Волошина (ДМВ. Инв. № Ф - 69), было использовано паспарту с логотипом фотографа Х. Р. Бабаева и с указанием данных о нём - ФОТОГРАФЪ Х.Р.БАБАЕВЪ / ФЕОДОСIЯ КРЫМЪ. Если быть точными - это часть того фото, о котором было рассказано выше: на нём оставлено только изображение Александры Михайловны и Максимилиана Александровича.
Дело в том, что фотографии в то время стоили достаточно дорого, можно предположить, что фото, являющееся частью общего снимка, обходилось дешевле. Интересно это фото тем, что на оборотной стороне имеется запись, сделанная рукой самой Петровой (сохранена орфография оригинала): "Эта карточка - / лишь дерзкое / изображение самых / безхитростных отношений и составляет / половинку общей группы. Справиться / у Пешковского и / Гауфлера //" АП. (именно Пешковский и Гауфлер и не попали на этот снимок).
Весьма любопытна ещё одна фотография, также хранящаяся в Доме-музее М. А. Волошина (ДМВ. Инв. № Ф - 1959), на которой запечатлена одна Александра Михайловна, а на оборотной стороне есть надпись, не просто сделанная рукой Петровой, но и отражающая её несколько ироничное отношение к себе: "Не отъ мiра сего". / Вечно преследу - / емому, а всё / же "любимчику" / отъ / АП. Фотография была подарена Максимилиану Александровичу.
Следует отметить, что чувство юмора, ирония Александры Михайловны отчётливо прослеживаются и в её поэтическом опыте - в шуточной поэме, где была сделана попытка описать жизнь Феодосии. Третья часть поэмы начинается так:
Неведомы феодосийцам
Зашевелились киммерийцы:
Глава и маг Максимильян
Уж налетел, как ураган,
С собою, в вихре, захватив
С полдюжины московских див.
И пред служеньем Коктебелю
Засел в Ардавде на неделю...
Датирована поэма 1912 годом.
Волошин решил продолжить обучение в Московском университете. Перед отъездом из Крыма им было написано "Посвящение", адресованное Александре Михайловне Петровой, причём очень значимы слова посвящения к стихотворению: "Дорогой Александре Михайловне/ Петровой от ее дитю". Думается, что влияние Петровой на поэта было столь велико и значимо, что в каком-то смысле его действительно можно назвать "дитём", точнее "творческим дитём" Александры Михайловны. Итак, "Посвящение":
Дорогой Александре Михайловне
Петровой от ее дитю
Первый лепет
Мысли пробужденной,
Первый трепет
Страсти возбужденной,
Молодой весны
Радостные сны,
Странный шепот
Темной ночи длинной,
Страстный ропот
Трели соловьиной,
Блеск луны,
Плеск волны,
Мимолетное виденье,
Мимолетное мученье,
Мимолетные мечты
Здесь находят отраженье
В полном блеске красоты.
Вам, я знаю, были милы
Эти первые творенья,
Пробужденье юной силы,
Мысли робкие движенья.
Жизнь прошедшая, прощай!
Я на север уезжаю —
В мой родимый, милый край.
Вам же в память оставляю
Эту часть души своей,
Эти лучшие созданья
Светлой юности моей.
Жизнь уносит… До свиданья!
19 августа 1897. Коктебель.
Говоря о коллекции Дома-музея М. А. Волошина, невозможно не сказать ещё об одном уникальном экспонате – подарке, сделанном Александрой Михайловной Максимилиану Александровичу, – книге Ю. О. Стовика "Словенская лира" (Песни на братской чужбине) (ДМВ. Инв. № Б 264), на которой имеется дарственная надпись: "Бдите и молитесь!" / Если ты, паче чаянiя, при/дёшь къ душевному отча/янiю, Александровичъ, ты / мой Максъ, то наложи/ персты твои на сiи стра-/ницы, вдохновениемъ умудрённыя, и ты / найдёшь тогда всё то, / что тебе понадобиться / для возстановленiя / равновесiя твоего/ смятеннаго духа./ Преподношу и дарую./ А.П.".
Надпись впечатляет. Кто же автор поэтического сборника, стихи из которого Петрова советует читать Максимилиану Александровичу в часы душевного смятения? Юлий Осипович Стовик (1843–1910), словак по национальности, выпускник Венского университета, был зачислен на российскую службу в 1868 г., преподавал в гимназиях Воронежа, Харькова, Пензенской губернии, занимал должность инспектора Феодосийской гимназии. В 1905 году в нашем городе было открыто частное реальное училище, организатором и содержателем которого был Ю.О. Стовик. Учебное заведение было закрыто весной 1910 года, после смерти педагога.
В те моменты, когда Максимилиан Александрович не был в Феодосии, общение с Александрой Михайловной не прекращалось, оно приобретало иную форму - эпистолярную: более 170 писем было написано Волошиным ей. Переписка продолжалась вплоть до самой смерти Петровой в 1921 году…
Александра Михайловна была для Макса тем человеком, с которым он мог не просто увлечённо беседовать, она была для него и строгим литературным критиком, и другом, и тонким душевным собеседником. Именно с ней он мог делиться такими потаёнными мыслями, которые не доверял даже матери; с ней он прошёл долгий путь исканий. Волошин в автобиографическом очерке "Гимназия" писал о том, что Александра Михайловна "оказалась моим очень верным спутником во всевозможных путях и перепутьях моих духовных исканий. Она прошла и спиритизм, и теософию, и истое православие, и христианскую мистику, и антропософию. Но вернее всего она была православию".
В последующие годы, приезжая в Феодосию из Москвы, Парижа, Коктебеля, поэт не однажды останавливался у Александры Михайловны. Собственно говоря, у неё же останавливались и многие приятели, друзья Макса, с которыми он её впоследствии знакомил.
С Петровой Максимилиан Александрович, конечно же, познакомил Марину Цветаеву, а также её сестру Анастасию, которые впервые оказались в Коктебеле и Феодосии в мае - июне 1911 года (приезжали по приглашению М. А. Волошина).
Вот как пишет Анастасия Ивановна Цветаева в своих "Воспоминаниях" об Александре Михайловне:
"Внимательный взгляд сероглазой хозяйки, крепкое рукопожатие… Во всем существе Александры Михайловны, несмотря на ее ласковость и проникновенность, есть строгость — нечто, готовое на страстную гневность; четко и неподкупно здесь живут бок о бок черное "нет" и белое "да", червленые друг по другу. Приветствуя входящих как друзей, готовая принимать и верить, она не теряет зоркости, не отступит перед необходимостью что-то оспорить, перед невозвратностью — осудить... Но уже, если проверил вас ее серо-синий, подолгу на вас лежащий, ждущий и приветственный взгляд — вы в этом доме — свой, и вам не будет отказа — ни в совете, ни в утешении, ни, если придет такой час, — в ночлеге, ни — в последнем рубле. И какая-то медлит печаль в этом синем и ласковом взгляде. И смеется в ее низком голосе, мужественном, застенчивость… привыкла давать, не брать… Себя — не откроет. Сочувствия — не просит. О себе лично — никогда ни слова. Вся принадлежит людям, книгам, картинам…".
Как эти последние слова удивительно точно и ёмко характеризуют Александру Михайловну!
Марина и Анастасия, живя в Феодосии с октября 1913 по июнь 1914 года, часто бывали у Петровой. Иногда к ним присоединялся Максимилиан Александрович, приезжавший или приходивший из Коктебеля. В "Записных книжках" Марины есть запись от 27 февраля 1914 г.: "Вчера мы снова зашли к Александре Михайловне. Она лежала на диване больная… У неё был сердечный припадок… Встретила она нас радостно.
- Ну вот, - весна пришла, две мои милые девочки!" Мы немного посидели, поговорили…".
В апреле 1915 года в Москве была издана первая книга Анастасии Цветаевой "Королевские размышления", автору в то время ещё не исполнилось и 21 года… Книга была философская: о жизни и смерти, о вере и безверии, о бессмысленности существования. Одиночество и отрицание – это главные мотивы повествования. Это видение мира явно не совпадало с точкой зрения А. М. Петровой, поэтому, когда впоследствии Анастасия подарила книгу Александре Михайловне с дарственной надписью: "В память наших бесед", Петрова пожаловалась Волошину: "Ну, осрамила, ну, скомпрометировала!"
Стоит особо сказать о том, что здоровье Александры Михайловны, подорванное ещё в молодости (переболела брюшным тифом), кроме этого - болезнь сердца - с годами ухудшалось. В письме от 25 октября 1917 года Марины Цветаевой Сергею Эфрону есть строки и о Петровой, которой в это время было только 46 лет: "Вчера мы были у Александры Михайловны. Она совсем старушка, вся ссохлась, сморщилась, одни кости. Легкое, милое привидение. Ярая монархистка и — что больше — правильная. Она очень ослабла, еле ходит… На лице живы только одни глаза. Но горячность прежняя, и голос молодой, взволнованный, волнующий…
Племянники ее выросли, прекрасно воспитаны. Я говорила ей стихи. — "Ваши Генералы 12 года — пророчество! Недаром я их так любила", — сказала она. У этой женщины большое чутье, большая душа. О Вас она говорила с любовью".
Да, Александра Михайловна любила людей, любила жизнь и, конечно же, привлекала к себе внимание и уважение огромного круга друзей и знакомых Волошина. Чрезвычайно широк круг людей, которых она знала, с которыми переписывалась или общалась, среди них А. Н. Толстой, Н. А. Бердяев, А. К. и Е.К Герцык, М. И. и А. И. Цветаевы, И. Г. Эренбург, С. Я. Парнок, Е. С. Кругликова, П. С. Соловьёва, М. В. Сабашникова и многие другие. Она дружила с К. Ф. Богаевским и М. П. Латри, встречалась с А. В. Ганзеном и А. А. Спендиаровым, с А. И. Рыловым и Н. И. Пискарёвым… И все эти творческие люди с удивлением открывали в провинциальной старой деве, живущей на скромную зарплату учительницы, яркую, неординарную личность…
Первая жена Максимилиана Волошина, Маргарита Васильевна Сабашникова, в своей книге "Зелёная змея" писала:
"Всякий, кто приезжал в Феодосию из обеих столиц: писатели, художники, музыканты, философы - непременно посещали нашего друга Александру Михайловну Петрову. Вы проходили по двору, где росла гигантская акация; оттуда наружная лестница вела прямо в единственную, скромно обставленную комнату, в которой не было ничего, кроме рояля, узенького дивана, стола и нескольких стульев – и тем не менее, комната казалась бесконечно уютной. Когда она приготовляла свой неподражаемо вкусный кофе – это было почти священнодействием, в тайны которого она и меня посвятила. Но не из-за кофе шли к ней люди. Редко я встречала человека, который с таким горячим сердечным участием следил бы за всем существенным, что происходило в культурной жизни. Незабываемы ее черные огненные глаза, немного хриплый от постоянного курения голос, коротенький нервный смешок! Она переживала. Из-за болезни сердца она мало чем могла сама заниматься, но бесконечно много судеб несла в своей душе и с горячим участием откликалась на события современности".
А ещё - Александра Михайловна всегда старалась быть в курсе новостей мира искусств, литературных событий: очень немного можно было найти в Феодосии людей, которые бы выписывал такие журналы, как "Мир искусства", "Новый путь", "Аполлон", "Золотое руно", "Весы".
Она впитывала в себя, чтобы потом напитать этим всех, кто с ней соприкасался, чтобы, подобно матери-земле, дарить всем рост, силу и живительную энергию. В 1906 году Волошиным было написано стихотворение, посвящённое Александре Михайловне Петровой:
Быть черною землей. Раскрыв покорно грудь,
Ослепнуть в пламени сверкающего ока
И чувствовать, как плуг, вонзившийся глубоко
В живую плоть, ведет священный путь.
Под серым бременем небесного покрова
Пить всеми ранами потоки темных вод.
Быть вспаханной землей... И долго ждать, что вот
В меня сойдет, во мне распнется Слово.
Быть Матерью-Землей. Внимать, как ночью рожь
Шуршит про таинства возврата и возмездья,
И видеть над собой алмазных рун чертеж:
По небу черному плывущие созвездья.
Александра Михайловна была очень увлечённым человеком: её, кроме всего упомянутого выше, очень интересовали история и культура Крыма, она коллекционировала образцы крымскотатарских вышивок. Причём, это увлечение имело довольно серьёзные последствия: в течение длительного времени (около пятнадцати лет) не имея специальной научной подготовки, будучи фактически только этнографом-любителем, собирателем, Александра Михайловна готовила к изданию "Альбом татарских вышивок старо-крымского района".
Ей было собрано около 1400 рисунков образцов крымскотатарских вышивок. Довести до конца многолетнюю работу ей помешала смерть... В 1921 году Александры Михайловны не стало… Она ещё при жизни завещала свою коллекцию этнографу, искусствоведу Евгении Юрьевне Спасской, которой она и была передана в 1924 году через художника Константина Федоровича Богаевского и Максимилиана Александровича Волошина.
Спасская провела огромную работу по систематизации полученных образцов, по описанию особенностей материала и техники вышивки. Итогом этого стала статья "Татарские вышивки старокрымского района по материалам А. М. Петровой", которая была опубликована в 1-м сборнике "Востоковедение. Известия восточного факультета Азербайджанского государственного университета" (Баку, 1926).
Кто знает, может ещё не одному таланту помогла бы созреть и раскрыться эта удивительная женщина, но здоровье не позволило ей сделать это. Она это, очевидно, осознавала. Тревожилась, но ничего исправить не могла. В письме к Волошину от 16 августа 1921 г. она рассказывала: "Пишу Вам; утро; а курица подошла к окну, захлопала крыльями и - ну настоящим петухом орет. Вот еще чудеса. Вы знаете примету? - ведь "к смерти хозяина", говорят".
В начале сентября 1921 года Максимилиан Александрович в ответном письме Петровой написал: "Ваша курица, орущая петухом, не очень мне нравится … По-моему, не стоит на нее… обращать внимание. Это ведь только затаенное желание темных сил. А рассматривать как прорицание отнюдь не следует - это уже подчинение темным силам…". А заканчивалось письмо так: "Крепко обнимаю и целую. Выздоравливайте, а курицу в суп".
В 1921 году и сам Максимилиан Александрович был во власти болезни – полиартрит надолго лишил его возможности свободно передвигаться. Друзья устроили его в санаторий в Феодосии и вскоре он сам, с помощью двух палок, смог добраться до дома А. М. Петровой. Она была очень больна. Ухаживала за ней в это время жена художника Константина Фёдоровича Богаевского Жозефина Густавовна.
А 11 декабря 1921 года Александры Михайловны Петровой не стало...
Максимилиан Александрович с Константином Фёдоровичем Богаевским занимались устройством похорон Александры Михайловны, провожали её в последний путь. Строки из мемуарного очерка Волошина "Последняя встреча с Гумилевым. Смерть А. М. Петровой":
"Мы молча шли за гробом до самого кладбища, и было странное чувство: мы говорили об этом на ходу с К. Ф.: "Как странно – она была только что совсем живая. Говорила страстно до последнего мгновения. Смерть буквально перехватила горло. А вот сегодня ее уж нет. Совсем нет. Физически нет – она сбросила тело, как плащ, изношенный вконец. Который так обветшал, что не мог сам держаться на плечах. Изжила жизнь до конца…".
И это сношенное тело
Как ветхий страннический плащ
С плеч соскользнуло и истлело.
В посвященной памяти А. М. Петровой статье "Киммерийская Сивилла" Волошин писал: "Чутким ухом слушала она всю жизнь отголоски Срединного моря и глухие перебои сердца русского мира. Как Киммерийская Сивилла, сидела она над городом и прорицала судьбы России".
Еще в 1919 г. был написан набросок одноименного стихотворения "Киммерийская Сивилла", в котором ведётся повествование как бы от лица "Сивиллы":
С вознесенных престолов моих плоскогорий.
Среди мертвых болот и глухих лукоморий
Мне видна
Вся туманом и мглой и тоскою повитая
Киммерии печальная область.
Я пасу костяки допотопных чудовищ.
Здесь базальты хранят ореолы и нимбы
Отверделых сияний и оттиски слав,
Шестикрылья распятых в скалах херувимов
И драконов, затянутых илом, хребты...
……………………………………………
В глубине безысходных лесов и степей
Дремлет мое сторожащее ухо.
