Пасха. Стоит произнести это слово, и у многих в воображении сразу возникают светлые картины: сверкающие на солнце маковки церквей, перезвон колоколов, празднично одетые люди, куличи, разноцветье яиц, а главное – ощущение светлой радости, всепоглощающей любви и чуда, которое свершается рядом с тобой…
Пасхальная тема нашла своё отражение в творчестве многих русских поэтов и писателей. Особенно ценным, на мой взгляд, является описание всех приготовлений к этому событию, самого празднования Пасхи, человеческих чувств, связанных с этим днём, в мемуарных произведениях, так как ты не просто ощущаешь реальность описанных событий, узнаёшь какие - то особенности, традиции, связанные с этим светлым днём в разные исторические периоды, в разных условия, но и проникаешь в потаённые уголки души реальных людей, которые открываются по-новому, становятся чище, искреннее, глубже в это удивительное время. Именно в такие праздники понимаешь значимость отношений человека с близкими, с семьёй.
Пасха была особым праздником в семье Цветаевых. Благодаря «Воспоминаниям» Анастасии Ивановны Цветаевой у нас есть возможность познакомиться с тем, как к ней готовились, что предшествовало самому празднику: «…и в этом году, как и в те, что помнились, мама объясняла нам значение Вербного входа в Иерусалим. Она, как и мы, как-то особенно любила этот праздник. По улицам радостно гудели колокола, люди шли домой с горящими свечками, заслоняя их от ветра рукой и бумажными колпачками. Затем потянулся мрак Страстной недели. В четверг церкви были полны народу, чтение двенадцати Евангелий длилось до ночи. Нас не заставляли долго стоять в церкви, и мы не уставали. В пятницу, приложась к плащанице в по-особенному тихой, скорбной церкви, люди возвращались домой и, предчувствуя Пасху, бросались в приготовления к ней. Красили яйца, пекли куличи, терли сквозь решето творог для пасхи. Мы летали по дому, пробуя, приставая, мешая, радуясь вне мер» [1,134].
Хочется обратить внимание именно на фразу «…и в этом году, как и в те, что помнились, мама объясняла нам значение Вербного входа в Иерусалим…» Значит, в семье Цветаевых не просто отмечали христианские праздники (Рождество, Вербное воскресенье, Пасху и др.), но и знакомили с библейскими сюжетами, религиозными обрядами, объясняли детям их значение, прививали любовь к ним.
Итак, приближалось самое главное – пасхальная ночь. Дети были полны ожидания чуда. Нечто подобное они испытывали в Рождественскую ночь, но всё же это были другие ощущения: «Пасхальная ночь! Какая другая, чем рождественский вечер! Из нее был вынут ро´вно-на´ровно весь уют, что составлял Рождество: вместо прихода в дом (дедушки, Тети) —в пасхальную ночь все уходили из дома, и дети оставались одни с няней и гувернанткой. Ночь была — как пещера: пустая собой — полная ожиданием часа, когда прокатится над Москвой и Москвой-рекой первый звон колокола — и, кидаясь в его голос, все колокола церквей всей Москвы и московских окрестностей заголосят, заликуют неслыханным оркестровым и хоровым трезвоном….» [1, 98].
Дети, оставшись дома, ощущали всю значимость этого праздника; ожидание чуда, буквально витавшее в воздухе, не давало им покоя: «Мы, у себя наверху, ждали их (взрослых, прим. автора статьи), ловя отсветы ракет и слушая в фортки, раскрытые по-весеннему, гул и трезвон, христосование ликующих колоколов, слушая — не идут ли уже наши, праздновать с нами Пасху!» [1, 134].
Если в рождественскую ночь всё детское внимание было обращено к сияющей, горящей огнями ёлке, стоящей в зале, то сейчас все мысли детей были обращены к внешнему миру, к улице, откуда должны были прийти родители, ставшие свидетелем большого чуда: «И наконец настает миг, когда во дворе раздавались голоса и шаги и мы, забыв запрет, сон, всё — кидались навстречу объятьям, рассказам, христосованью, пасхе, куличу, подаркам. И свежий, весенний воздух, ворвавшийся со двора с ними, и не сравнимое ни с чем (только рождественским) — пасхальное утро» [1, 99].
Празднование Светлой Пасхи продолжалось утром, в освещённом лучами солнца доме. Чудо, пришедшее извне, наполняло, заливало теплом и светом не только детские души, но и каждый уголок дома: «Бледным золотом апрельских лучей наводненная зала, парадно накрытый стол, треугольник (как елка!) творожной пасхи, боярскими шапками (бобрового меха!) куличи, ярмарочное цветение крашеных яиц, горшки гиацинтов и огромный сердоликий (чуть малиновее) окорок ветчины» [1, 99].
Но дети остаются детьми, и было бы удивительно, если бы во всём величии этого праздника они не нашли таких моментов, которые им были бы весьма любопытны, но явно не одобрялись родителями. И эти развлечения описаны в «Воспоминаниях» А.И.Цветаевой: «Как горели лбы от (тайком, нагнувшись под стол) разбиваемых о них крутых яиц.., как пряно пахло от ломтей кулича, как пачкались в выковыриваемых изюминах и цукатинах пальцы и как, противной горой, наваливалось пресыщение, когда одна крошка чего бы то ни было вдруг отказывалась лезть в рот!» [1, 100].
На Пасху, как и на Рождество, детям дарили подарки. И, как всегда в семье Цветаевых, лучшими считались книги, альбомы, карандаши: «И ненасытное счастье безраздельного обладания: новые книги, новые цветные карандаши, новые перочинные ножи, шкатулки, альбомы, новые яйца: стеклянные, каменные, фарфоровые, — не считая бренности сахарных и шоколадных» [1, 100].
И всё же ни подарки, ни сладости, ни детские невинные шалости не могли заслонить собой основных мотивов этого светлого праздника, прочно, на всю жизнь оставшегося со всеми членами семьи Цветаевых: светлой радости, любви, надежды и веры... Ощущение общего духовного подъёма, погружения во всепоглощающую любовь и счастье отражены в строках «Воспоминаний» Анастасии Цветаевой: «…все люди целуют друг друга троекратными братскими поцелуями, и, соединяя разрозненные сердца толп в одно громадное сердце, сверкая иконами, ризами, миррами, наперсными крестами и колыша, как осенним золотом березовых веток, хоругвями, в райском оперенье церковного пения, изо всех московских церквей и соборов движется крестный ход, и ангельские раздаются слова: Христос Воскресе!» [1, 98-99].
Этот праздник, вошедший в детскую душу, был настолько родным, близким, что ассоциировался с самыми близкими людьми: «...как не может быть на свете иного, как именно Рождество — и Пасха, так не может быть других отца и матери, кроме наших папы и мамы» [1, 100].
Пройдет совсем немного времен, и тяжёлая утрата постигнет семью Цветаевых: в 1906 году уйдёт из жизни Мария Александровна, мама Марины и Анастасии, об этом страшном событии несколько строк в «Воспоминаниях»: «И никто из нас не знал, не предчувствовал, что это — последняя Пасха нашего детства дома, что скоро дом наш останется пуст» [1, 134].
Тема Пасхальных праздников нашла отражение и в творчестве Марины Цветаевой. В начале написанного в день Пасхи 1910 года стихотворения «Пасха в апреле» мы ощущаем необычайны прилив радости, света, душевного тепла:
Звон колокольный и яйца на блюде
Радостью душу согрели.
Что лучезарней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле [5,76]?
А дальше настойчиво звучат печальные ноты: чувствуется гнетущая тоска по безвозвратно ушедшему гармоничному прошлому, когда все были вместе, жива была Мария Александровна, все члены семьи в этот день были безгранично счастливы:
В небе, как зарево, вешняя зорька,
Волны пасхального звона…
Вот у соседей заплакал так горько
Звук граммофона,
Вторят ему бесконечно-уныло
Взвизги гармоники с кухни…
Многое было, ах, многое было…
Прошлое, рухни!
Нет, не помогут и яйца на блюде!
Поздно… Лучи догорели…
Что безнадежней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле [5, 77]?
Светлое прошлое и безотрадное настоящее… Потери даже в такой светлый день уже не дают Цветаевой ощущение прежнего счастья и праздника. А в последнем двустишии звучит неутешительный вывод: мир, казавшийся таким прочным, нерушимым, надёжным растворился в череде лет, исчез, остался он лишь в воспоминаниях…
Жизнь текла дальше, перемены наступили во всей стране, революции, война. Тяжёлый период в жизни Марины Цветаевой, и даже такой праздник как Пасха, на первый взгляд уже не вдохновляет её. Но именно в это время происходят удивительные события, доказывающие, что чудеса в жизни есть. Строки из «Повести о Сонечке» Марины Цветаевой: «Была Страстная Суббота. Поздний вечер ее. Убитая людским и дружеским равнодушием, пустотой дома и пустотой сердца…, я сказала Але:
— Аля! Когда люди так брошены людьми, как мы с тобой — нечего лезть к Богу — как нищие. У него таких и без нас много! Никуда мы не пойдем, ни в какую церковь, и никакого Христос Воскресе не будет – а ляжем с тобой спать — как собаки!
— Да, да, конечно, милая Марина! — взволнованно и убежденно залепетала Аля, — к таким, как мы, Бог сам должен приходить! Потому что мы застенчивые нищие, правда? Не желающие омрачать Его праздника" [6, 356].
Стук в дверь заставил Цветаеву встать. Поздним гостем оказался Володя Алексеев, один из студийцев Вахтангова, зашедший за Мариной и Алей, дочерью Цветаевой, чтобы пойти вместе к заутрене. Слова Али: «Я же вам говорила, Марина, что Бог к нам сам придет. Но так как Бог — дух, и у Него нет ног, и так как мы бы умерли от страху, если бы Его увидели... так как Бог не мог Сам за нами придти — идти в церковь, то Он и послал за нами Володю. Чтобы мы еще больше в Него верили» [6, 357-358].
Трудный жизненный путь пришлось пройти Ариадне Эфрон, дочери Марины Ивановны. Долгие годы эмиграции вместе с родителями, возвращение на родину, аресты, тюрьмы, ссылки. Но святость Пасхальных дней, вера в чудо, в торжество добра, объединение людей в общем порыве обращения к Богу придавали ей силы, помогали преодолевать препятствия. В письме своей тете Елизавете Яковлевне Эфрон и её подруге Зинаиде Митрофановне Ширкевич, написанном 10 мая 1948 года (в это время А.С. Эфрон жила в Рязани, работала в художественном училище), она писала: «… Ваша телеграмма пришла как раз к празднику и очень обрадовала меня. Вообще на этот раз у меня получился настоящий праздник, т. к. на три дня приезжала Нина, привезла чудный кулич, а пасху я сделала сама и даже на базаре достала пасочницу и покрасила несколько яичек. Мы с Ниной ходили к заутрене, в церковь...., и было очень хорошо, только жаль, крестного хода не было, т. к. рядом какая-то база с горючим и не разрешено… А когда я в пятницу была в церкви, то там пасхи святили, такая огромная вереница куличей и пасох и огромная толпа народу. Я стояла позади и смотрела, как старенький батюшка кропил пасхи, и вид у меня, наверное, был самый радостный, потому что батюшка, случайно взглянув на меня, из всей толпы подозвал меня, дал крест поцеловать, благословил и поздравил с праздником» [9, 141-142].
Радость от этого светлого дня, несмотря на все беды и невзгоды, вдали от родных людей – такова сила этого святого праздника, сила, питавшая Ариадну Сергеевну, дававшая надежду и веру! В Советском Союзе отмечать Пасху не запрещалось, но, точно, и не приветствовалось её празднование. Ариадна Эфрон очень радовалась, когда атрибуты этого праздника появлялись в жизни. В письме подруге Нине Павловне Гордон от 29 апреля 1967 года (пасха в 1967 году была 30 апреля, прим. автора статьи) Ариадна Сергеевна пишет: «… В Москве новости — по всем булочным целую неделю продавали настоящие куличи, высокие, всё, как полагается...» [10, 285]. В этом же письме : «...Пасха — наш любимый праздник...» [10, 284].
Пасха всегда была для всех членов семьи Цветаевых радостным, полным надежд праздником. Даже в самые тяжёлые дни, в любых обстоятельствах. Если Марина Ивановна писала письма кому-либо из родных, друзей в пасхальные дни, она обязательно указывала это в самом начале письма. Вот, например, начало письма Цветаевой своему другу, Анне Антоновне Тесковой от 9-ого мая 1926 г. : «Запоздалое Христос Воскресе, дорогая Анна Антоновна! (Сейчас последний день нашей русской Пасхи.)» [7, 345]. Или ещё одно письмо той же Тесковой от 10-го апреля 1928 г.: «Христос Воскресе, дорогая Анна Антоновна! Окликаю Вас на перегибе вашей и нашей Пасхи, в лучший час дерева, уже не зимы, еще не лета. Ранней весной самый четкий ствол и самый легкий лист. Лето берет количеством. [7, 367]
Следует сказать, что и Анастасия Ивановна, когда писала письма в пасхальные дни, тоже обязательно указывала это в самом начале послания. В связи с этим хочется остановиться на её письме феодосийскому врачу Николаю Степановичу Левченко, с которым она лично была знакома и переписывалась. Документ этот хранится в Феодосийском музее Марины и Анастасии Цветаевых. Для нас важен он ещё и тем, что в нём Анастасия Ивановна выражает своё отношение к Пасхе. Итак, основной текст письма (основной, так как на полях письма имеются многочисленные приписки, в данный вариант письма не вошедшие):
Дорогой Николай Степанович!
Не ответив на Ваше поздравление с 8 марта, я сегодня, в ночь с 8 – 9-ое апреля увидела Вас во сне и должна Вам этот сон послать. На поздравления же не отвечаю по количеству писем и по занятости, т.к. готовлю несколько публикаций.
Мне приснилось, что Вы меня не поздравили с Пасхой - а что я Вам - отвечаю. Во сне я писала Вам, мысленно, черновик «ответа» - и запомнила дословно, особенно его конец... Во сне карандаша под рукой не было, и я составила устно ответ, намереваясь затем – записать, сделала (делаю) наяву, проснувшись.
4-ый день Пасхи
9 апреля 1980
Выразив благодарность за поздравления в марте с днём всего несколько десятилетий введённым частью человечества, я перешла сравнением, к дню огромной частью всего Земного шара празднуемому. Старалась (слова помню неточно) выразить мысль, что, может быть, под спудом впечатлений дня, дней, лет, десятилетий – вся Ваша жизнь протекла в них – где-то, м.б., гнездится в Вас сердечное неосознанное внимание к Дню, дата коего не оспаривается – дальше запомнила слово в слово то, что я собиралась Вам написать, во сне – «до ста без двадцати лет уже 2000 лет, неоспоренная – должно быть, исторически – верная. Так я, во сне, ответила Вам – (не ответив на полученное наяву поздравление) наяву от Вас, «неполученное поздравление».
Вот ради этих 5-ти строчек я не дала себе доспать, встала, взяла шариковое перо – и пишу вам, дорогой Николай Степанович, не упрекая - не подумайте, этого и во сне не было, а, наоборот, и во сне было теплом меня тронувшее предположение что где-то в вас есть теплом, пролетевшим, тронувшее внимание к этому дню. Любопытно, правда? Может, я о Вас не думала. Так храни Вас и Ваших Бог.
Ваша А. Цветаева (пунктуация и подчёркивания автора письма сохранены). [ММиАЦ, КП — 983].
Из письма видно – насколько трепетное отношение у Анастасии Ивановны к светлому празднику Пасхи. И это не удивительно. Во-первых, она была глубоко верующим человеком. Во-вторых, Пасха для верующего - это великое чудо, это святое чувство любви, которым наполняется сердце. В третьих – эта память детства, память о самых близких людях, о той счастливой поре, когда все были вместе…
Ольга Андреевна Трухачёвой, внучка Анастасии Ивановны, в одном из интервью сказала: «Главными праздниками нашей семьи всегда были Рождество и Пасха. Бабушка даже повесила в своей комнате портрет М.С. Горбачева, потому что он первый из советских политиков официально разрешил праздновать Пасху» [12].
В письме Ариадна Эфрон от 23 апреля 1970 литературоведу Владимиру Николаевичу Орлову и его жене Елене Владимировне есть строчки с поздравлениями к Пасхе: «Милый Владимир Николаевич, поздравляю Вас и Елену Владимировну со всеми весенними праздниками земными и небесными! ... У невеселого моего возраста есть великая привилегия - возможность «объясняться в любви» без аннексий и контрибуций, без экивоков и оговорок; вот и объясняюсь в ней — Вам, в эти пасхальные дни, в дни торжества Воскресения - над Голгофой, в дни торжества Духа - над прахом. Дай Бог Вам сил и терпения в меру Вашей ноши!» [10, 365].
Сила духа Ариадны Эфрон, Анастасии Цветаевой позволила им перенести все тяготы и лишения: лагеря, ссылки, разлуку с близкими людьми. Мысли, воспоминания о семейных торжествах, особенно о Пасхе, были для всех членов этой семьи источником силы духа, символом возрождения к новой жизни, ведь в святые Пасхальные дни душа оттаивает и растворяется в теплых лучах любви Спасителя, и ощущается живая, сердечная связь с ним. Жизнь приобретает новый смысл, возвращается, то, что считалось давно ушедшим…. Так и Марина Цветаева после своего трагического ухода, как сама она и предсказала, возвратилась к читателям строками своих стихов:
И если все ж — плеча, крыла, колена
Сжав — на погост дала себя увесть,—
То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом,
Стихом восстать — иль розаном расцвесть [5, 570]!
Библиография
- Цветаева А.И. Воспоминания. В 2 т. Т. 1. 1898 – 1911 годы /Анастасия Цветаева; изд. подгот. Ст.А.Айдиняном. – М.: Бослен, 2008. – 816 с.
- Цветаева А.И. Воспоминания. В 2 т. Т. 2. 1911 – 1922 годы /Анастасия Цветаева; изд. подгот. Ст.А.Айдиняном. – М.: Бослен, 2008. – 800 с.
- Цветаева А.И. Мой единственный сборник. Елабужский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник, Елабуга, 2000. - 198 с.
- Цветаева М.И. Неизданное. Записные книжки: В 2 т., Т. 1: 1913 – 1919./ Подгот. текста, предисл. и примеч. Е.Б. Коркиной и М.Г. Крутиковой. – М.: ЭЛЛИС ЛАК, 2000. – 560 с.
- Цветаева М.И. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 1. Стихотворения / Сост., подгот. текста и коммент. А.Саакянц и Л.Мнухина. М.: Эллис Лак. 1994. – 640 с.
- Цветаева М.И. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 4. Стихотворения / Сост., подгот. текста и коммент. А.Саакянц и Л.Мнухина. М.: Эллис Лак. 1994. – 688 с.
- Цветаева М.И. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 6. Письма / Вступ. ст. А.Саакянц. Сост., подгот. текста и коммент. Л. Мнухина. М.:Эллис Лак. 1995.- 800 с.
- Швейцер В.А. Быт и бытие Марины Цветаевой. М.: Интерпринт, 1992-544с.
- Эфрон А.С. История жизни, история души: В 3 т. Т. 1. Письма 1937–1955 гг. / Сост., подгот. текста, подгот. ил., примеч. Р.Б. Вальбе. — Москва : Возвращение, 2008 – 360 с.
- Эфрон А.С. История жизни, история души: В 3 т. Т. 2. Письма 1955–1975 гг. / Сост., подгот. текста, подгот. ил., примеч. Р.Б. Вальбе. — Москва : Возвращение, 2008 – 420 с.
- Эфрон А. С. История жизни, история души: В 3 т. Т. 3. Воспоминания. Проза. Стихи. Устные рассказы. Переводы. / Сост., подгот. текста, подгот. ил., примеч. Р.Б. Вальбе. — Москва: Возвращение, 2008 – 392 с.
- Интернет ресурс: https://www.matrony.ru/olga-truhacheva-ob-anastasii-tsvetaevoy-ya-tyanu-vashi-dushi-za-ushi/
Список сокращений:
- ММиАЦ — музей Марины и Анастасии Цветаевых г. Феодосия.
- КП — номер по книге поступлений основного фонда музея Марины и Анастасии Цветаевых ГБУ РК «Историко-культурный, мемориальный музей-запведник «Киммерия М.А.Волошина», г. Феодосия.
